Синдиэль задумался, сколько других недовольных жизнью эльдаров ушло в Темный Город на протяжении столетий, притянутые им, как зовом сирены. Видимо, много. Комморру переполняло бесчисленное множество жителей, больше, чем население тысячи или даже миллиона искусственных миров. Синдиэлю казалось, что вся его раса стеклась в этот единственный город, а жители искусственных миров и экзодиты были всего лишь бедными дальними родственниками, которым позволили присутствовать на сборище, несмотря на их застенчивость. В Комморре сохранились остатки могущества и величия гордой эльдарской расы, какими бы темными они не были.
Если Иллитиан о чем-то просил, то это всегда был какой-нибудь пустяк. Просто сообщить, куда направляются странники, чтобы они случайно не наткнулись на его воинов, или передать данные о том, где нуждающийся в ресурсах город мог бы раздобыть определенные руды или минералы. В благодарность Иллитиан доверился Синдиэлю и рассказал, как он надеется заново объединить разрозненные ветви их расы. Архонт собирался начать процесс с того, что выступил бы против жестокого и грозного тирана, правящего Комморрой — Асдрубаэля Векта — и заставить его раскаяться в своих злодеяниях.
Однажды Иллитиан сказал, что Темный Город нуждается в жертве, чтобы перейти в новую эпоху, и что эту жертву сами Сородичи принести не могут. Чтобы разбить цепи, Комморре требовался мученик, и только он, Синдиэль, был достаточно силен и чист духом, чтобы помочь своим порабощенным братьям в час нужды. И с этого момента Синдиэль проделал большую часть работы сам, убедив себя, что одна жизнь, отданная ради спасения миллиардов, — не такая уж высокая цена. Тогда это казалось абсурдно простым, совершенно ясным решением. Только потом Синдиэль — будучи глупцом — начал понимать мрачные интриги, в которых запутался.
Он думал, что они убили миропевицу ради какой-то сделки с демонами и воскрешения Эль’Уриака. Но она была жива, хотя насколько — неизвестно. Мелькнула жуткая, тошнотворная мысль, что ее могли превратить в эту груду плоти, что преграждала путь впереди. Наверняка гемункулы в свободное время занимались именно такими извращенными делами.
Синдиэлю понадобилось немало времени, чтобы набраться храбрости, решиться и двинуться вперед. Он мог придумать сотню причин, чтобы отступить, и только одну, чтобы идти дальше, но она одна побивала все остальные. Он просто должен был знать. Наконец он вытащил пистолет, скорее для моральной поддержки, и начал красться дальше. Вскоре стало видно, что путь переходит в мост над темным поблескивающим прудом. В отдалении возвышалась одинокая, огромная колонна толще, чем башня, и поддерживала потолок, затерявшийся в тенях наверху.
Мясистая глыба, которую он увидел ранее, находилась на полпути между Синдиэлем и этим строением. С великим облегчением он понял, что пение исходит не от горы плоти, а издали, от громадной колонны. Внимательно разглядев неприятный объект перед собой, Синдиэль убедился, что это было какое-то существо, стражник, вылепленный гемункулами из живой плоти. Он мог разглядеть шрамы на коже, растянутой на вздутых от мышц плечах и толстых икрах. Существо сидело на корточках в середине моста, опустив голову, которая скрывалась из виду между руками, похожими на каменные плиты. Из мощного позвоночника рос целый миниатюрный лес шприцов и бионасосов, которые тихо побулькивали, качая по телу кислотный ихор, которым ему заменили кровь. Синдиэль почувствовал абсурдное облегчение от того, что не видел лица этого создания.
Он осторожно пробрался на мост и почувствовал небольшой прилив отваги от того, что существо не отреагировало на движение. Синдиэль медленно приблизился, ступая так аккуратно, что не издавал даже намека на звук. Стражник слегка пошевелился, и тот застыл на месте. Плач миропевицы по-прежнему ткал в неподвижном воздухе песнь, повествующую о месте, где вся жизнь соединяется внутри мирового духа, где любая боль утихает, а вражда забывается. Из-под рук существа донеслось несколько глубоких вдохов, и оно снова погрузилось в то, что, как надеялся Синдиэль, было беспробудным сном.
По сторонам едва хватало места, чтобы протиснуться мимо этой твари и не задеть ее, но Синдиэль не был готов попробовать другой маршрут, через пруд. Что-то в этой темной недвижимой поверхности казалось еще более опасным, чем сидящий перед ним стражник. Загадочная башня и жалобное пение миропевицы гнали его вперед.
Он двигался со всей возможной осторожностью, преодолевая страх и мягко ступая мимо твари, и успешно преодолел половину пути. От этого он набрался храбрости, несмотря на то, что стражник был ужасно близко, и Синдиэль даже чувствовал исходящее от него животное тепло. Он уже обошел существо и снова вышел на дорожку, когда пение вдруг оборвалось. Нарушитель замер на месте, мечтая стать невидимкой.
Гора плоти рядом с ним взорвалась рыком, его подобные древесным стволам руки обрушились на поверхность моста и замолотили по ней. Из-под громадных плеч на Синдиэля уставилось лицо в маске из черного железа, чьи красные бездушные глаза горели ненавистью ко всему живому. Синдиэль закричал и отскочил назад. Его ноги заскользили по краю зловещего пруда.
Тварь взмахнула загребущими руками, едва различимыми от скорости движения. Синдиэль попытался броситься в сторону, но его ноги были недостаточно быстры, чтобы спастись от взбесившегося чудовища. Оно схватило его и прижало к покрытой шрамами груди с такой силой, что кости затрещали. Челюсти, усеянные железными клыками, сорвали его богатое одеяние, вмиг добравшись до тонкой сетчатой брони под ней. Еще несколько секунд, и щелкающие зубы вонзятся в его плоть.
Пистолет выпал из руки Синдиэля в тот же миг, как его схватили. Теперь он в отчаянии попытался ударить монстра свободной рукой. Слабый тычок кулака не оставил и следа на прочной, как железо, плоти, но устройство, все еще закрепленное на его запястье, оказалось куда более эффективным. Невидимые нити тончайшей проволоки выстрелили из скрытого оружия, проскользнули сквозь рукав, пронзили покрытую шрамами шкуру и легко погрузились в плоть, как будто проходя сквозь воду. Стражник снова взревел, выронил покрытого синяками и окровавленного Синдиэля и схватился за крошечную ранку, которую тот проколол в его боку. Шприцы в спине чудовища зашипели, автоматически вводя в кровь коагулянты, чтобы запечатать брешь в шкуре, и стимуляторы, чтобы вызвать у гротескного стражника ярость берсерка.
Но размер раны был обманчив. Скрытое оружие Синдиэля, которое Пестрый на прощание подарил ему в Железном Шипе, было древним и редко встречалось в позднейшие эпохи, а имя ему было «поцелуй арлекина». В тот краткий миг, пока «поцелуй» касался кожи стражника, он выпустил внутрь несколько метров мономолекулярных нитей, которые теперь разворачивались в его теле. Насколько крепким не было измененное существо, оно не могло выжить со внутренностями, иссеченными в жидкую кашицу. Великан осел, рухнул с моста с последним стоном отчаяния и исчез в темном пруду, оставив лишь легкую рябь на поверхности.
Синдиэль лежал там, где упал, и переводил дыхание, хватая ртом воздух. Беспомощный, он ждал топота бегущих ног, грубой хватки чужих рук, но никто не пришел за ним. Постепенно сердце перестало бешено колотиться, и он начал приходить в себя. Эльдар осторожно пошевелил руками и ногами, проверяя, нет ли переломов. Выкрученные конечности болели, но, похоже, работали, а вот ребра горели от муки всякий раз, когда он вдыхал. Через несколько минут он перекатился и медленно поднялся на ноги. Он встал и уставился на путь, оставшийся ему до башни, размышляя, не пыталась ли незримая миропевица намеренно погубить его. Синдиэль, пошатываясь, побрел вперед, не зная, что он теперь ищет: искупление или возмездие.
В тусклом камне колонны были грубо вырублены ступени. Лестница поднималась вверх крутой спиралью и быстро исчезала из виду. Усталый Синдиэль начал карабкаться вверх практически на четвереньках, позади него развевались разорванные одежды.