Даже заточенное, существо, обитающее в Эль’Уриаке, все еще имело чувства и поняло, что оно не одиноко. Чья-то фигура вошла в амфитеатр и медленно хромала, направляясь к трону.
— Я думала, ты никогда не придешь, — прошептала Анжевер рядом с троном.
— Мне пришлось дождаться, пока найденыш и его веселые бандиты уберутся с дороги, — укоризненно просипел Беллатонис. — Они забрали с собой чистое сердце?
— Да, все это было очень трогательно.
— Будем надеяться, что у нашего героического идиота хватило ума и сил, чтобы вытащить ее из города, пока не произошла еще большая катастрофа.
— Неважно. Покончи с этим, и давай уйдем.
— Ай-яй-яй, Анжевер. Перед нами исторический момент, нравится нам это или нет. И к нему нужно отнестись с подобающей серьезностью.
— Это не причина затягивать. Цена будет высока.
— Месть — это месть, моя дорогая, и разве тиран не учит нас, что мы должны сокрушать тех, кто вредит нам, невзирая на цену? Разве это не именно тот момент, который следует растянуть подольше? И насладиться торжеством? — Беллатонис сухо усмехнулся. — Кроме того, другого пути нет. Чтобы покончить с этим, нужно заплатить определенную цену. Теперь притихни, не то я оставлю тебя здесь, когда уйду.
Волоча скрюченные ноги, Беллатонис подобрался к фигуре на троне. В руках он держал завернутый в кожу сосуд.
— У меня тоже есть для тебя подарок, благородный Эль’Уриак, — обратился гемункул к темной кристаллической фигуре. — Небольшая вещица, которой меня хотел одарить мой коллега.
Он с почтительным видом опустил сосуд к ногам Эль’Уриака, поднял шкатулку с головой Анжевер и попятился назад.
Приглушенное сознание сущности, все еще сокрытой в теле Эль’Уриака, отреагировало на близость темных врат чувством, родственным страху. Для этого существа врата были ловушкой меж измерений, как миниатюрная черная дыра, которая вела в застенок, где толклись, умирая от голода, его собственные сородичи. Оно чувствовало, как они алчно колотятся о тонкую мембрану, заключенную внутри рунического тетраэдра. Сущность полностью затихла и стала ждать.
— Мой коллега сконструировал это устройство и внедрил в него множество чувствительных детекторов, — громко оповестил Беллатонис, шаркая ногами меж длинных столов. — Они были точно настроены на мою био-сигнатуру, понятно, к чему я? Но я уничтожил его, пока он пытался добыть данные для окончательной калибровки устройства. Довольно иронично, а? Мне жаль, что пришлось упростить его замечательный, совершенно бесплодный план, заменив все детекторы единственным и довольно-таки повседневным механизмом… — Беллатонис достиг выхода и сделал паузу, чтобы последний раз поглядеть на застывшую сцену. — Таймером.
На долю секунды реальность у подножия трона треснула, разорванная темными вратами. Наружу излился интенсивный, обжигающий сетчатку фиолетово-черный свет, и по амфитеатру пронесся раскат грома. Одно чудовищное мгновение казалось, будто Эль’Уриак восседает на троне из ярко пылающего пурпурного огня. Затем его скрыли из виду яростно мечущиеся петли тьмы, едва различимые щупальца из эктоплазмы, которые извивались с такой скоростью, что походили на размытые пятна. Они корчились, закручивались, сжимались. Вспышка, еще один громовой удар, и все исчезло, только камень вокруг дрожал от неожиданной атаки. Ударная волна врезалась в стеклянные статуи в амфитеатре и разметала их в сверкающее облако осколков. Эхо взрыва отражалось от стен, подобно титаническому хохоту.
Беллатонис схватился за стену, чтобы удержаться на месте, но дрожь не прекращалась, а только усиливалась. Вниз посыпался дождь из каменной крошки, за ним и более крупные куски. Сплетенный из ребер канделябр рухнул на пол и разбил несколько жертв стеклянной чумы на блестящие куски. Прихрамывая, гемункул скрылся в катакомбах, но знал, что бежать уже поздно, и нигде в городе больше нет безопасных мест.
Уже сейчас волны энтропии разбегались по сторонам и захлестывали сложную систему психических преград, удерживающих на месте Комморру и ее субцарства. По всему городу вспыхивали жизнью прежде неактивные порталы и пресекались другие, жизненно важные артерии. Содрогалось само основание вечного города.
Началось Разобщение.
Энди Чамберс
Полночь на улице Ножей
Комморра — город, подобного которому нет во вселенной. Он существует вне времени и пространства, в непознаваемых глубинах Моря Душ, реальности за пределами нашей реальности, которая, как утверждают саванты, породила все, что нам известно. Создатели Комморры, или, скорее, архитекторы, как они бы сами себя назвали, задумывали этот город не как нечто единое. Скорее, каждый из них использовал способы, невообразимые для менее развитых существ, чтобы создать собственные потайные анклавы в Имматериуме, служившие крепостями, убежищами, дворцами наслаждений или аренами в зависимости от прихоти хозяев. Со временем гордыня этих «архитекторов» возросла настолько, что они создали нечто, пробившее стены между реальностями. И когда все начало рушиться, они сбежали в свои анклавы, как крысы, прячущиеся по норам. Со временем, испытывая все больший страх перед ужасным ребенком, которого они зачали все вместе, выжившие в буре приложили все усилия, чтобы объединить свои владения. Они так погрязли в пытках и убийствах, что выбора больше не было. Они должны были сделать это, чтобы кормиться друг другом и всеми остальными, кого только они могли захватить. И так рожден был вечный город.
— адепт Залинис Хуо, Еретикус Майорис.
На улице Ножей была полночь, когда Харбир заметил свою цель, движущуюся прямо навстречу, лавок примерно за шесть от него. Улица была темная и искривленная, но практически пустая, и тощая фигура слуги Беллатониса выделялась, будто в стоп-кадре, подсвеченная резким светом, исходящим от горнов. Да, Харбиру повезло, но он сам, в первую очередь, правильно выбрал место охоты, и поэтому чувствовал себя крайне самодовольно. Он был умнее, чем остальные, и именно ему достанется обещанная награда. Ожидая, он принял щепоть агарина, посмаковал очистительную остроту в ноздрях и холодок, пробежавший по позвоночнику. О, это будет весело.
Прошел шепоток, что слуга Беллатониса покинул Красный Дом с посылкой, в спешке и, что самое важное, один. Когда Харбир об этом услышал, то прикинул, что миньон гемонкула решит срезать именно здесь. Улица Ножей была довольно безопасна на всем своем протяжении, по крайней мере, настолько безопасна, насколько это вообще было возможно в городе. Архонт Метзух не терпела досадных происшествий, которые могли бы навредить работе ее оружейников и ремесленников.
Дабы избежать неудовольствия, вызываемого подобными вещами, она направила своих инкубов патрулировать улицу Ножей, и одного присутствия их было достаточно, чтобы отпугнуть большинство возмутителей спокойствия. Возбуждение, которое испытал Харбир, увидев добычу, заставило руку рефлекторно метнуться к клинку, однако пара мрачных, закованных в броню инкубов уже пристально разглядывала его, как будто они могли чувствовать скрытые намерения. Тела по-настоящему безрассудных молодых задир — тех, кто не понимал намеков — свисали на цепях с зубчатых карнизов оружейных лавок. Их оставили там, будто приманку для геллионов, чтобы ясно дать понять остальным — в этой части города следует присмирить свои инстинкты.
Сознательным усилием Харбир разжал пальцы на полированной костяной рукояти и спокойно повернулся, чтобы взглянуть на жутко изогнутые гидра-ножи, разложенные напоказ, а слуга тем временем пробежал мимо. Естественно, в такой близи от дворца архонта все-таки происходили сражения, но только по делам такой важности, которая на несколько порядков превосходила нынешнюю.
Харбиру удалось впервые как следует рассмотреть слугу, когда тот был рядом: бледное, осунувшееся лицо, широко раскрытые красные глаза, тяжелая челюсть и угрюмый вид, который, похоже, был его постоянной чертой. Вполне подходящий вид для миньона гемонкула, который живет вивисекциями и допросами. Густые брови под безволосой макушкой были нахмурены, выражая озабоченность и что-то вроде по-ослиному упрямой решимости. Длинный рубчатый плащ из темной шкуры свисал с узких плеч прислужника, столь же изящный, как частично облезшая кожа. Оружия видно не было, но он так яростно стискивал посылку, словно боялся, что она может в любой момент попытаться удрать. Кроме того, он бессвязно бормотал и ужасно вонял эфиром и требухой. Определенно, незаметно следовать за ним не составит никаких проблем. Харбир позволил зловонному глупцу пройти чуточку дальше, а затем с невинным видом побрел следом.