Позади носилок следовал почётный караул Йзульт. Несмотря на обожжённые и поцарапанные боевые доспехи, поверх их плеч были почтительно наброшены плащи. Ни у кого не было возможности переодеться в церемониальную одежду. Айден был настолько рассержен похищением ясновидца и так убит горем из-за перехода Йзульт, что он направился прямо в святыню, как только парад победы достиг Площади Ваула.
Из-за его неподобающей поспешности у Нэвир не было возможности присоединиться к кортежу и, таким образом, ни один из них не присутствовал. В отличие от положения дел во время Церемонии Перехода Владычицы Айони, Айден даже не остановился, чтобы подумать о политических последствиях такого неуважения.
В конце, позади процессии шёл Морфрэн. Он припадал на простреленную сюрикеном ногу, изо всех сил стараясь не отставать от других, отметина от руки отца на его лице всё ещё оставалась свежей и красной.
В тишине Айден поднялся по ступеням к Четырёхгранному Алтарю и опустился на колени. Его сопровождали четыре хранителя святыни, по два с каждой стороны, тихо напевая могущественные заклинания, чтобы очистить его путь и подготовить Флюир-герн к переходу Йзульт. Просто и сурово, без церемоний, как это следовало из его военного наследия, Айден поместил камень души Йзульт в небольшое отверстие в виде слезы на алтаре и склонился в почтительном поклоне последнего прощания. Он пробормотал клятву мести и затем медленно поднялся на ноги. Даже хранители святыни, казалось, были удивлены краткой и грубой церемонией его прощания, обычно Церемония Перехода такого прославленного эльдара могла занимать несколько часов, и не была столь стремительной. Она обязана быть церемонией прощания, ритуалом перехода как для тех, кто остаётся позади, так и для тех, кто уходит. Для Айдена это, казалось, было просто необходимой формальностью: дамашир Йзульт должна быть предана святыне Флюир-герна.
Повернувшись лицом к кортежу, он подал знак, чтобы хранители святыни спустились вниз со ступеней и оставили его стоять в одиночестве у алтаря. После этого он посмотрел в дальний конец прохода поверх голов экзарха, Орианы и почётного караула, поймал взгляд покрасневших глаз Морфрэна и заглянул в них с нескрываемым отвращением. Он всё ещё помнил восторженное возбуждение, которое его сын выказал, когда они находились в святыне в прошлый раз, и невольно подосадовал от мысли, что это был его собственный наследник. Что он сделал неправильно? Морфрэн всегда был таким развращённым и потворствующим своим прихотям тьюрейр-йугом, или он так изменился, когда Тейрту сделали Сентриум своим домом? За одно мгновение Айден осознал, что многое изменилось в Доме Тейрту, с тех пор как он пришёл ко двору, и не все эти изменения были к лучшему. Конечно, их жизнь стала богаче и комфортней. У них появилось больше времени для изысканных, художественных и чувственных занятий, которые доставляли удовольствие и служили отличительными признаками Нэвир на протяжении веков каэлорской истории, но они утратили дисциплину и строгость Пути Воина; он почувствовал, что они утекают сквозь пальцы, как талая вода. В этот миг откровения, он понял, что что-то вроде истерии таится и в его разуме. Ненормальная и неожиданно неукротимая жажда войны начинала пожирать его душу. У него ещё оставалось достаточно самообладания, но он чувствовал, что оно уменьшается, и он стал рефлексивен настолько, чтобы спросить себя, было ли осуществление его амбиций стать Жоганом ясновидца одновременно и началом его безумия?
— Сегодня мы стали свидетелями больших перемен на Каэлоре, подобно тем, каких мы не знали со славных и ужасных дней Династических Войн, — объявил он, его голос резонировал и разносился эхом по святыне и дальше на Площадь Ваула. Он не спускал своих застывших в ярости глаз с Морфрэна.
— Сегодня мы потеряли великого воина и сильную душу. Йзульт Тейрту-ан, дочь мщения, была безупречным и достойным эльдаром, подобно которому нам редко выпадало счастье встречать. Я сожалею. — Он сделал паузу, с негодованием глядя при всех на своего сына. — Я сожалею, что она принесла обет верности моему Дому, и что я не принял её в свою собственную династию, чтобы я смог назвать её своей наследницей. Несмотря на то, что сегодня была одержана великая победа Дома Тейрту и Сиятельного Двора Олипсина, от имени которого мы побеждаем пороки Каэлора, сегодня мы также потерпели поражение.
Он не был уверен, что смог выразить это. Тяжесть потери была больше, чем его способности оратора.
— Мы также лишились нашего ясновидца. — Он всегда считал, что простота подходит воинам лучшим образом, и хотя он знал, что Нэвир сочтут это вульгарным, других инструментов в его распоряжении не было.
Поскольку по кортежу и толпе снаружи прокатился шёпот сдерживаемого потрясения, Айден продолжил, практично пользуясь сложившейся ситуацией, в которой они теперь оказались.
— Сиятельный Ривалин, от имени которого я был назначен Жоганом Каэлора, не ушёл из этого мира, он просто был похищен из своего домена. Его увели насильно вероломные Пауки Варпа из домена Ансгар, — продолжал он, с обвинением глядя на Морфрэна. — Я клянусь вам, что вызволю его у негодяев, и что нечестивцы будут повержены моим клинком. В настоящее время, чтобы продемонстрировать нашу верность и преданность династии Ривалин и славному дому ясновидца, мы присвоим титул ясновидца нашему собственному наследнику, так чтобы мы могли продолжать идти в бой от его имени.
Ропот возмущения послышался снова, на сей раз он был громче и враждебней. В это же время глаза Морфрэна округлились от радостного изумления. Он едва мог поверить, как здорово всё устроилось. Он думал, что его отец был действительно взбешен тем, что он потерял ясновидца, но, оказалось, это было лишь уловкой для толпы, и что он должен быть вознаграждён величайшим из всех возможных призов. В конце концов, как, в самом деле, мог возражать Айден против устранения последней помехи неограниченной власти Тейрту на Каэлоре. Сначала они отделались от Кервина, а теперь и от старого Ахирна. Он оказал услугу своему отцу! Он начал проталкиваться вдоль прохода к алтарю сквозь почётный караул Йзульт, спотыкаясь и хромая на своём пути.
— В этой нерушимой Святыне Флюир-герна, во имя священного имени Сиятельного Ривалина, чьим законным представителем в Сентриуме я теперь являюсь, — объявил Айден, подавая знак хранителям святыни к действию. — Я сим присваиваю юному Тьюри титул и привилегии ясновидца, и клянусь служить ему в качестве Жогана так долго, сколько на это будет воля Азуриана.
Как и Нэвир, Айден знал, что не смог бы удерживать контроль над Каэлором без имени и символики Дома Ривалина на своей стороне. Один представитель этого Дома всегда должен быть покровителем Тейрту, подобно тому, как сам Ахирн был его покровителем во время Династических войн. Теперь, когда Кервин скончался, могло статься, что его собственный глупый и неуклюжий сын фактически открыл двери к трону перед Тьюри: Тейрту из династии Ривалин. Даже если он не сможет вернуть живого Ахирна, у Айдена должны оставаться карты, чтобы выиграть эту партию.
Морфрэн замер на своём пути и посмотрел вверх на тонкую, рассчитанную улыбку отца с оскорблённой ненавистью во взгляде. Тем временем волны слухов, молвы и тайн захлестнули Сентриум подобно наводнению.
Глава седьмая. Хукулин
СТОЯ У основания треснувших ступеней Храма Пауков и глядя вверх на сломанные серповидные двери, Хукулин ждал с дрожью в сердце. На его плече всё ещё висело израненное и шатающееся тело Силти, и вокруг них уже начинали собираться другие эльдары домена. По лесу быстро распространились слухи о прибытии ясновидца, и многие уже слышали о силе, которая сотрясла храм. На поляне перед обвалившимся храмом собрались десятки эльдар различных данир, и к ним постоянно продолжали присоединяться другие. Атмосфера была насыщена нетерпением, словно бы толпа знала, что должно было произойти что-то важное.
Как и другие, Хукулину в юности рассказывали истории о Призрачном Пауке — легендарном Ликосидае. Он знал мифы о фантастическом происхождении и пророчествах о появлении странного существа, но никогда по-настоящему не верил в них. Он всегда предпочитал доверять реальной, материальной силе своих ведьминых клинков. Он следовал за Бедвиром в бессчётное множество сражений без потребности в чём-либо мифическом или сверхъестественном, чтобы поддерживать его. Преданность лорду и его дому сама по себе была наградой, и поклясться в верности кому-то ещё было либо тщеславным заблуждением, либо трусостью. Верность была заслужена мужеством и делом, а не одним лишь видом сверкающего золотого доспеха. Молодой Силти заслужил своё место во главе дома в сражении со Стражами из Предела. Инфантильный Найс не выдержал испытания, и сейчас было не время гоняться за призраками, не зависимо от того чьими призраками они были.